ПАДРЕ, 48 - 14 декабря 2007 11:04

[COLOR=brown][SIZE=+1]ПО СТРАНИЧКАМ "ДНЕВНИКА..."[/SIZE]
(восстановлено)[/COLOR]

[COLOR=red] ВОСЬМОЙ[/COLOR]
Глава первая.
[COLOR=red]Я родился...[/COLOR]

Я родился от запаха.
Может, я и родился бы от света, если бы не закисшие глазки….
Поэтому свою первую няню, я помню по запаху. Она пахла бензином. Это был скомканный кусок грязной гаражной ветоши, испачканный кровью. Первым словом, которое я услышал, было слово - «Последний!» Наверное, до меня был еще кто-то, не знаю. Потому, что в гулкой ревущей темноте ливнестока, куда меня бросили, было так же темно и пусто как в моем сознании. Вторым звуком человеческой речи, было слово «Восьмой». Мальчик и девочка, выловившие меня из помоев и фекалий, в том месте, где река встречается с канализацией, наверное, тоже были изгоями. Иначе как объяснить их появление в городской клоаке. С тех пор я часто думаю, что мир бродячих собак, как-то связан с миром отринутых людей. Только они, ни за что не признаются в этом.
Да, мне повезло. Я был не только последним восьмым, но и единственным живым.
И еще… Что бы там не говорили злые языки, я считаю себя боб-терьером. Может по росту, я и недотягиваю, но, по сути, так оно и есть. Не знаю уж, кто там с кем свалялся, но сделал он это в нужное время и в нужном месте. А кличка Восьмой так и прилипла ко мне навсегда. Ну, уж не хуже, чем какой ни будь там Рекс или Джульбарс.
История же моя начинается. А впрочем, откуда бы она не начиналась, это будет всего лишь середина предыдущей.


Группу привокзальных собак возглавлял матерый кабель Чума, небольшой задиристый гибрид лайки и ризена. Чаще всего он возлежал на каком ни будь привокзальном газоне, предоставив свите с лаем носиться по всему вокзалу отгоняя случайных собак забредших в поисках съестного и учинять маленькие шутейные свалки с целью убить время до вечера. Сам Чума, как правило, в них не участвовал. Но стоило появиться серьезному противнику…
Обычно его появление было неожиданным и свирепым. Оно решало все. Чужаку, даже если это был крупный пес, приходилось быстро уносить ноги. Так было и в день моего появления на площади. Завидев меня, Шницель, или то, что когда-то называлось кокером, поднял истерический лай. На его визгливый хрип тут же отозвалась вся свора.
Через несколько секунд, живописная орава, возглавляемая старой сукой, Банкой, уже неслась на меня с выпученными глазами. Банка получила свое прозвище еще на заре собачей истории от дворовых мальчишек, ради смеха как-то привязывавших ей на хвост консервную банку, которая при беге тарахтела по асфальту, вызывая у мальчишек дикий восторг. Старой, много натерпевшейся в жизни Банке, в сущности, не было нужды самой бегать на разборки. Но сегодня был особый день. С утра, сам Чума выкусывал ей блох. Это говорило о многом. Банка была не так молода, что бы пользоваться постоянной благосклонностью вожака. Кроме нее в команде были две молодых сучки, одна из которых была на сносях, а другая появилась недавно, еще не текла и поэтому отчаянно отгоняла нетерпеливых ухажеров. Упускать шанс было глупо, и сегодня Банка играла роль молодой собаки.

Я знал как вести себя в подобных случаях. Не суетиться и не бежать. Ведь только этого и ждала вся свора. В этом случае с моей прытью у меня были бы все шансы унести ноги раньше, чем чей то зуб коснулся бы моего загривка. На мой взгляд, приличных спринтеров в этой безнадежной компании, не было. Но тогда, я никогда не смог бы ходить через Привокзалку с гордо поднятой мордой. Каждый раз, меня, вкусившего уже позор бегства, гнали бы снова и снова. Таков был закон. Надо было дождаться появления вожака, без него они все равно не рискнут.
Увидев, что я не убегаю, весь шалман резко затормозил и окружил меня, попугивая одинокими выпадами. Больше всех старался Шаня, с подлыми замашками которого мне пришлось познакомиться еще летом. Это был, какой то кусок свалявшейся шерсти с налипшими на него хахаряшками утреннего моциона. В табеле о рангах он занимал последнее место и был знаменит своей способностью неслышно под шум свалки, подкрадываться со спины и хватать противника за срамные места. На это раз фокус не удался, и неудачливый извращенец отлетел на парапет с оторванным ухом. Кампания заметно приуныла, затем стала методично облаивать, компенсируя обиду грубостью.
Потому, как их унылый лай сменился на бодрый, я понял – Чума уже здесь.
Он был неотразим, профессионал, он возник буквально ниоткуда. Не дав мне опомниться,
сбил меня с ног. В мои планы вовсе не входила борьба с таким сильным противником. Сбитый и оглушенный, перевернувшийся пару раз через голову, я замер, подняв кверху все четыре лапы и отвернув морду. Первая поза подчинения – сработала безотказно.
Все еще свирепо рыча, Чума обежал вокруг, сделал несколько резких несильных укусов.
Я терпеливо ждал, стараясь подставлять под его зубы наименее болезненные части. Через пару минут, все стало на свои места. Сделав вид, что потерял ко мне интерес, Чума повел стаю обследовать близлежащие помойки. Если я не хотел потерять добытый с таким трудом статус, мне следовало держаться третьим в бегущей цепочке собак. Негласно, с молчаливого соглашения вожака, я уже был принят в стаю. Но борьба за место в иерархии еще только начиналась. Я понимал это и старался изо всех сил. Теперь никому не удастся оттереть меня с третьего места. Ведь это сулило: крупный кусок при разделе добычи, лучшее место ночевок в приближающейся холодной зиме, не говоря уже о роли тамады на весенних собачьих свадьбах. Обогнав четырех недомерков, а так же Шницеля и Шаню и приструнив их показным рыком, я пристроился за Чумой и Банкой, поддавшими ходу. Оглянувшись на шесть пар ритмично болтающихся ушей, я понял, что жизнь прекрасна и…продолжается.

ГЛ

• 
• 
•